Книга Убийство на расстоянии [Песенка, которая убивает] - Буало-Нарсежак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но это не так, мсье.
— Не станете же вы отрицать, что существуют просто-напросто любители дурных шуток. И пока нет более полной информации, никому не запрещено думать, что речь идет именно о дурной шутке… Тем более что в любом случае меры предосторожности будут приняты…
— Больше вопросов нет? — спросил ведущий. — А сейчас — рекламная пауза…»
Раймон выключил радио, налил себе скотча. Отпечатки! Конечно, должны быть отпечатки. Полиции останется найти, с чем их сравнить. И она найдет… где угодно… да хоть вот на пистолете. Сердце у Раймона екнуло. Пистолет!.. Он бросился к комоду, отодвинул белье. Оружие лежало на месте… Не безумие ли при таких обстоятельствах хранить в доме пистолет?.. Раймон осторожно взял его — он вдруг показался ему тяжелее и опасней, чем раньше. Лучше его отнести куда-нибудь подальше. Он положил пистолет в карман. Но, прежде чем выйти, решил послушать следующий выпуск новостей.
Есть ему не хотелось, но его сжигала жажда, которую никак не удавалось погасить. Он глотнул скотча, вытянулся на диване рядом с транзистором. В час дня новости передавали дольше обычного. Дело Берга интересовало миллионы людей.
«— Только что обнаружен новый факт, — сообщил диктор. — Отпечатки пальцев на анонимном письме идентичны отпечаткам на бутылке. Следовательно, Крису писал убийца Коринны Берга. Напрашивается вывод: Оливье Жод не вешался. Его задушили, а затем инсценировали самоубийство. Жизнь Криса Марешаля действительно подвергнется опасности, если он рискнет выйти сегодня вечером на сцену. Наш корреспондент побывал у дома певца. Ему с трудом удалось пробиться сквозь плотные ряды людей, стекающихся к жилищу звезды эстрады. Здание строго охраняется. Крис закрылся у себя в квартире. Туда впускают лишь самых близких. Узнать, будет он петь или нет, пока невозможно. Префект полиции опубликовал краткое заявление, в котором, в частности, говорится: „Только Кристиан Марешаль вправе принять решение. В случае, если он будет выступать, служба безопасности примет меры к недопущению каких бы то ни было эксцессов“. Конец цитаты».
Раймон включил телевизор, стоявший ближе других. Замелькавшие кадры тут же пробудили его ревность: улица, где живет Крис… головы… головы… Человек триста… триста лиц, повернутых к окнам второго этажа. На перекрестке — полицейская машина. На экране возник журналист с микрофоном:
«— А теперь узнаем мнение мясника квартала…»
Крупный план: туши, телячьи головы, бараньи ляжки. Потом во весь рост мясник — усатый, здоровенный, он вытер руки краем своего фартука и произнес с бургундским акцентом:
«— Я уверен, что это — шантаж… Кто из нас анонимок не получал?.. Да я первый, во время войны… Если каждый раз, когда тебе грозят дать под зад, снимать штаны…
Вокруг одобрительно засмеялись.
— А вы, мадам, что думаете?
Изумленная старушка торопливо прикрыла лицо.
— Нет-нет, я политикой не занимаюсь.
— А вы, молодой человек?
— Пусть поет.
— А если с ним что-нибудь случится?
— Да мы все туда придем… Все наши парни, я имею в виду… Думаете, хуже полиции справимся?.. Вашему этому… ну, тому, кто пришиб Коринну… лучше ему вообще там не показываться, вот что я скажу».
Раздались возгласы поддержки, и парень возбужденно замахал руками, приветствуя невидимых зрителей. Камера снова показала дом Криса: балкон, закрытые ставни.
«— Слово за вами, артист», — сказал репортер.
На мгновение Раймону захотелось смешаться с толпой. Послушать зевак, пройти сквозь скопление людей к подъезду, улавливая за спиной шепот: «Это — Рай… Тот самый… Он еще поет в „ТВ, давай“… Лично мне он нравится больше, чем Крис». Одна его половина погружалась в мечты, а другую переполняла решимость отчаяния. Нет! Даже речи не может идти ни о каких выходах! Тут же нарвешься на приятелей, они будут сочувственно хлопать по плечу, утешать. Сегодня день Криса. Только на него и смотрит вся страна…
Ну и пусть! Раймон выключил телевизор и выпил немного скотча. Может, еще все переменится. О! Если бы таинственному убийце удалось исполнить угрозу!.. Ну и что из этого?
Он вдруг ясно, словно со стороны, увидел свое будущее: никогда ему не стать настоящей эстрадной звездой. Пластинки, конечно, у него еще будут… если удастся найти хорошие песни, причем написанные специально для него. Но путь на сцену ему заказан… потому что он неловок, потому что он чернявый, волосатый, коренастый, как крестьянин Канталя. И, сознавая это, он всегда безумно волновался перед выходом. Еще несколько лет, а может, месяцев, и он займет свое место — певца народных праздников или крошечных курортных городков… Он уже сейчас видел свое имя на афишках: «Рай… плейбой государственной телерадиосети»… Он словно уже читал статьи в «Утреннем вестнике черной горы» или «Рожке Маржериды»: «Наш земляк исключительно талантливо исполнил очаровательные куплеты, которые…»
Он рывком перевернулся на другой бок. Нет! Никогда!.. Он слишком хорошо знал, как ему необходимы студия, микрофон, оператор, взмахивающий рукой из-за стеклянной перегородки: «Начали!» — и бистро, где завсегдатаи четко определяли рейтинг каждого, где можно было узнать объем продаж любого диска, где малейший успех отражался на лицах, рождал уважение, молчаливое почтение. Сначала его звали молонпизцем, по названию деревни, потом Шандессом, потом Раймоном… потом Раем… А завтра он снова станет Раймоном… и директор студии скажет ему с доброй улыбкой: «Погодим немного с твоей следующей пластинкой… Куда торопиться?..» Он хоть и был новичком на эстраде, но интуитивно чувствовал ее коварство и знал наверняка, что умрет, если она его отринет. Может даже, не без помощи этого самого пистолета, который оттягивал ему карман, — в конце концов, не стоит, наверное, совсем от него избавляться.
Телефонный звонок. Его словно током ударило. Он бросился к аппарату, но это оказалась всего-навсего Валери.
— Не волнуйся, — сказала она. — Я постараюсь заскочить перед спектаклем, но не уверена. Они требуют, чтобы к половине восьмого все танцовщицы были на месте, представляешь?.. Полиция уже сейчас на каждом углу. Комиссар… ну, тот… у него еще фамилия такая… Весалье, что ли? Так он всю сцену перерыл. Похоже, после нашего первого выхода придется сидеть в гримерных до самого антракта. А я так хотела поглядеть на Криса из-за кулис… Вот черт! А знаешь, сколько стоит билет с рук?.. Угадай… Пятьсот… Я могла купить сколько хочешь! Вот бы сейчас отхватила!
— Значит, Крис решил петь? — перебил ее Раймон.
— Конечно! Какой дурак упустит такой шанс! Он только что передал,
